-
18
Май -
История Андрея Степанова: сел на 2 года и вышел через 16
- Нет комментариев
Уголовником я стал уже в 14 лет, это случилось в 1979 году. Многие жалуются на семью, рассказывают как пил батя или что мать воспитывала одна. Но на самом деле мне жаловаться было грех – мама работала учителем английского, а отец инженер. Всему причиной стала компания.
Я был самым младшим из всех, пока старшие лезли в дом, меня поставили на шухер. Как назло мимо проходил наряд патрульных, я крикнул своим, а приняли меня одного. Стали уговаривать, чтобы я сдал ребят взамен на свободу. Я отказался и получил свой первый срок – 2 года в колонии.
Там на малолетке меня определили работать. Нужно было таскать тяжеленые носилки с материалами, поднять было просто нереально, но под страхом избиения можно сделать все. Для себя я решил, что стану «отрицалой». Не хотел соблюдать порядок в лагере, работать. Меня стали «перевоспитывать», и однажды избили так сильно, что я попал в лазарет и ходил кровью.
Когда вышел оттуда, все равно отказывался работать. Тогда меня предупредили, что тоже не остановятся, пока я не подчинюсь. Я понял, что еще одного такого избиения могу не пережить. Тогда я раздобыл ножницы, разобрал их на половинки и одну часть обмотал тряпкой. Я знал, что они будут меня караулить в подсобке, поэтому пришел туда раньше и ждал их. Первому, кто вошел, я воткнул ножницы куда попал, оказалось в живот. Не остановился и бил много раз, пока не успокоился, даже не помню, как все случилось толком. Так я зарезал одного, а остальные, кто хотел меня прессовать, сбежали.
Я не выпустил ножницы из рук и сам пошел сдаваться. Пришел, положил заточку на стол и сказал, где забрать тело. Я не знал, живой он там или нет, мне было все равно. Там даже не поверили, что я мог убить кого-то, сначала даже подумали, что я просто где-то порезался, потому что на мне крови было бидон.
Потом труп нашли, а меня закрыли в изолятор, где я и сидел до самого суда. Дело расследовали всего 20 дней, так что суд был быстрый. Да и я все подтверждал.
Суд устроили прямо в колонии, я не стал рассказывать, что зарезал этого пацана за то, что избивал меня, потому что стукачем быть не хотел. Так к моим двум годам добавилось еще 8. К тому моменту мне уже 16 стукнуло, так что меня отправили в другую малолетку. Здесь я дожил до своего совершеннолетия, спокойно мне тут не сиделось, так что я дрался, нарушал режим. Потом меня отправили на взрослую зону.
На тот момент мое личное дело стало толстым, на нем было отмечено много разных полос и примечаний. Меня считали склонным к побегам и бунтам, и так и было на самом деле.
Как только прибыл на новое место, меня тут же отправили на первые полгода посидеть в камере в подвале. Там сидят по 5-6 человек, холодно, сыро. Это место тут называли ямой. Меня определили сюда за мой характер и «отрицалово», чтобы подумал немного. Но уже через 5 дней позвали на разговор с начальником. Тот задал вопрос, не жалею ли я, что убил человека. Во мне не было ни капли раскаяния. Я сказал, что если бы все повторилось, то я поступил бы точно так же, потому что это было дело моей чести.
Тогда стали интересоваться, буду ли я работать, но я отказывался. Но и на бунты никого подбивать не собираюсь. Если на меня никто давить не будет, то сидеть могу нормально. Еще через недели 2 меня выпустили и отправили в обычную камеру.
На этой зоне за порядком следил один вор, что сильно не нравилось начальникам. Когда администрация стала сильно давить, воры решили устроить бунт.
На зоне была промзона – огромный лесоповал. Я там был только из любопытства, работать не собирался, потому что вольные за такую работу огромные деньги получали, а я что? Чтобы не работать, я пустил слух, что собираюсь сбежать, тогда на личное дело полосу особую ставят – значит, что к побегу склонен, и в течение года никуда не отпускают.
Очень скоро я попал на встречу с очень уважаемым вором. Он выглядел как обычный дед в очках. У него была удобная койка – без верхнего этажа. Он предложил мне чифир, но я не пил его. Стал спрашивать меня, собираюсь ли я работать, и я не собирался, сказал, что хочу только быть порядочным арестантом. На том разговор и был окончен.
В бараке постельное было грязнющее, оказалось, что прачечная не работает давно. Я стал всем говорить, что нужно бунт устраивать, а мне ответили, что я сильно борзый и много на себя беру. А потом от вора передали, чтобы не высовывался пока, поберег силы на случай.
Примерно через год случился на зоне бунт, некоторые про него знали заранее, сказали об этом и мне. У меня тогда образовался товарищ на зоне, я ему верил. Он меня и позвал гонять козлов. У меня в сапоге лежала заточка, с тем и отправились по зоне. Первым, кого я увидел, был технолог с промзоны, ему без слов я пику в брюхо и воткнул, а мой друган резко обратку дал. Кинул свою пику и сказал, чтобы я тоже свою заточку выкинул. Типа, найдутся желающие резню устраивать и без нас. Но я-то уже подрезал этого, так что стал кричать на друга, чтобы тот поднял заточку. Он в отказ, и тогда я и ему в печень нож сунул. Это поставило крест на моей карьере вора в законе, потому что я не мог убивать равного себе. То, что мой друган повел себя неправильно, нужно было еще объяснить. Я на эмоциях сделал это, а не должен был.
Бунт длился 3 дня, потом его подавили. Когда я зарезал двоих, сразу вышел на улицу и влился в общую толпу. Оказалось, что технолог погиб, а вот друган мой выжил. Чему я рад не был, потому что потом на сходке он сказал против меня.
Тюремный бунт подавляют страшно. Приезжают БТРы и водометы. Выходит омон с палками и щитами и ломают всех вперемешку. Я после встречи с омоновцем валялся без памяти долго, поломали меня знатно – ребра, ключица, нос и челюсть, все заживало долго. Потом меня снова судили, я получил еще 6 лет к имеющемуся сроку. Я уже сидел и не знал толком, когда же выйду.
После этого я пережил длиннющий этап, почти полтора года я жил в вагончике для перевозки заключенных. Длинная цепочка пересылок. В вагоне жить не фонтан – на сухпайке, в туалет водят по часам. Иногда там, где должны ехать всего 6 человек, едет больше десяти.
В конце концов, я осел в знаменитом Централе. Так как я был блатной, то меня отправили на год в одиночку, а это не сахар. Трудно сидеть чисто психологически. Сначала думал, умом тронусь. Распорядок жесткий, вставать в 5 утра, завтрак тут же в камере. Кормили ничего так. Чтобы со скуки не умереть отжимался на полу по 100 раз. Пускали на прогулки, но всегда одного. Поговорить было не с кем, только если покричать и кто-нибудь ответит.
Повезло, что разрешали лежать днем, не нужно было нару поднимать к стенке. В камере был туалет, кран, ложка, миска. Еще читать разрешали. 2 раза в неделю можно было заказывать 2 книжки.
Когда отсидел свой год в одиночке, меня отправили в хату к блатным, где сидело всего-то 12 человек, тут меня нормально приняли, сказали, что обо мне хорошо отзывался вор с моей прежней зоны.
За то, что я был отрицалой, меня однажды кинули в пресс-хату. Это такое место, где людям пытаются объяснить, что к чему и заставить делать то, что не хочешь. В такой хате сидят 5-6 здоровенных мужиков. Когда я вошел в такое место, я уже знал, что меня ожидает. Разговор был очень не долгий, даже не помню, как меня били, очнулся только с поломанными ребрами и разбитой головой.
Потом я попросил старшего кума, чтобы меня опять отправили в эту хату, потому что хотел отомстить. Думал, если и не выйду оттуда живым, то убью одного из них точно. Тогда опера поняли, что я серьезный человек и пошел я в нормальную хату обитать.
Но вскоре отправили меня на «Белого Лебедя», чтобы меня там прессанули как следует. И там прямо с порога в пресс-хату. А я еще в бане перед этим смог раздобыть бритву, поделил ее напополам и во рту пронес в камеру. Как только зашел, выплюнул все. Тогда зеки и говорят, давай, делай все сам. Я себя полоснул и по животу и по горлу, вены на руках. Крови потерял много, и меня отправили в санчасть.
После того, что я наделал, меня не стали трогать, я спокойно отсидел свое и отправился назад на Централ. На тот момент оказалось, что осталось мне сидеть только 2 года и пару дней. Так что вышел я не через 2 года, что мне дали изначально, а через 16.
Когда я оказался на свободе, меня уже ожидала братва. Теперь у меня был авторитет, потому что слава обо мне шла, как о серьезным отрицале.
Приехал я в Москву, а что мне делать? Думал поехать к родителям, но братва уговорила отдохнуть немного пока. Так я поездил гостить по разным ворам, пил с ними, гулял, кутил. Мне вещи новые купили, ходил я по ресторанам с друганами.
В конце концов, дали мне денег нормально, права водительские я купил и машину. Взяли мы билеты на поезд до города, где родители проживали. Там в городе мы поделили районы. Договорились не лезть в чужие места. Собрал бригаду из тех, кто боксом занимался. Раздобыли оружие.
Промышляли грабежами, причем грабили всех без разбору. Пугали людей очень серьезно, но никогда никого не стреляли. В моей бригаде была и пара афганцев. За свои дела я потом получил еще 8 лет по статье бандитизм.
Брали нас ночью и оружие быстро нашли. Заехал сначала на одну зону, потом пересылка, за ней еще одна. Наконец, осел на зоне, мне даже предложили смотреть за лагерем. Но я понимал, что за такое меня опять отправят по этапу. Я все же потом поездил по пересылкам и зонам. И снова сидел год в одиночке, пытались меня ломать, но ничего не вышло.
Один раз я попытался себя убить, загнав гвоздь в сердце, но он вошел как-то удачно. Меня нашли на полу и быстро отправили в больничку. Гвоздь извлекли, правда, легкое пробило, но зажило все быстро. К тому моменту мне оставалось сидеть всего 2 месяца.
Остаток срока я сидел как все, из-за того, что легкое пробито, мне дали прогулки по 2 часа в день.
Когда освободился, мне пригрозили, что если не уберусь из города, то меня опять закроют. Я уехал, там помогла местная братва. Но меня все равно пытались снова закрыть. По делу без доказательств я просидел еще полтора года, а потом меня выпустили. С тех пор я и гуляю, но если честно, то мне это даже не привычно.